Музей природы моря и её охраны на острове Попова создавали учёные – чтобы познакомить людей с миром моря, рассказать о проблемах и угрозах этому миру. Он родился благодаря воле и знаниям многих людей, а не по указке сверху – ровно наоборот. Его открыли в ноябре 1977-го, и это был настоящий прорыв. Музей и сейчас хорош, но всё-таки уже не прежний.
Каменное двухэтажное здание – одно из первых на Попова и явно нуждается в ремонте. В музее тихо, как в любом музее, и он – как большая шкатулка с сокровищами. Экспозиции знакомят с историей заповедного дела, животными и растениями залива Петра Великого, экосистемами коралловых рифов, рыбным хозяйством и морским фермерством. Они прекрасно оформлены – умно, вдумчиво, с любовью.
Остров Попова, август
Один из залов посвящён тропикам – экспонаты ещё во времена СССР привезли из экспедиций сотрудники Института биологии моря ДВО РАН.
«А часть нам подарили, – рассказывает экскурсовод Галина Корниенко. – В прошлом году, фамилию забыла, кто-то из депутатов звонит – хочу передать кое-что… Привезли вот такую чудесную акулью челюсть и несколько рыб-ежей».
Раскрытая челюсть белой акулы закреплена вертикально – сразу понятно, почему эту рыбу считают опасной:
«Смотрите, зубы внутрь смотрят, и получается такой капкан. Если цапнет за что-нибудь, гарантированно откусит. И самое интересное, загляните внутрь – видите, зуба нет? А за ним следующий растёт. Мечта – восполнимые зубы. Аккуратно, они очень острые. Пока крепили – все руки исцарапала».
Галина Корниенко хороший рассказчик. Можно представить, как её слушают дети. Она здесь с самого начала, и не только водит экскурсии. Пока рассказывает, вытирает тряпкой конденсат с экспонатов. На это уходит уйма времени.
Рядом – ведро. Пол блестит, словно только помыли – нет, говорит, просто в пятый раз вытерли лужи. И по стенам с утра уже дважды прошлись.
– Вот, потрогайте моего любимого мечехвоста. Ну, через месяц приедете – уже сухо будет. Конденсат выступает летом, а зимой сухо. А вот звёзды от влаги становятся мягкими – мы их сушим на калорифере.
У промокших звёзд повисают лучи – их ещё называют руки. Этой проблеме много лет, и вентиляция с ней не справляется.
Лето – время, когда сюда идут люди. А зимой залы пустуют – в холода на острове нечего делать. В межсезонье Галина Борисовна чинит, что может, отмывает и приводит в порядок экспонаты. И ждёт тепла.
– Тогда начинает идти народ. Весну я люблю, они [экспонаты] не плесневеют у меня весной.
Приведя в порядок после мокрой ночи белоспинного альбатроса, она говорит – вот и всё, мы готовы показаться людям.
И много лет назад, и теперь все, кто в этом понимает, считают – музей уникален, и его проекты были уникальными. Он в чём-то обошёл своё время. Заканчивая путешествие по залам, Галина Борисовна ставит точку:
– Вот такие чудеса творит природа.
Остров Попова, семидесятые
В 1975 году на остров «внедрилась» лаборатория фотосинтеза Института биологии моря ДВО РАН. Дома, которые получили учёные, когда-то принадлежали военным, а потом здесь жили разводившие норок зоотехники. В какой-то момент зверь оказался заражён, хозяйство пришлось закрыть, и дома опустели.
Это было время, когда директор Института биологии моря Алексей Викторович Жирмунский вынашивал идею открытия морского заповедника. Считал, что нужно заповедовать богатые по биоразнообразию острова и акваторию. И не он один – в открывшемся в 1975 году новом институте существовала целая группа поддержки.
Организация заповедника – процесс сложный. Для этого директор пригласил Юрия Дмитриевича Чугунова. Ну а завлабораторией фотосинтеза Эдуард Антонинович Титлянов привёз его на Попов. Увидев остров, тот загорелся. Решили сделать здесь музей – и в том числе с его помощью убеждать противников и сомневающихся в нужности заповедника.
В 76-м решение о создании музея принимал не институт, а президиум ДВО РАН. Убедить всех помогла славная дата. Биологи сделали презентацию и предложили громко ознаменовать открытием музея 60-летие Октябрьской революции. В ту пору дал партийное слово – попробуй не выполни…
«Юрий Чугунов был суперорганизатор, – рассказывает много лет проработавшая в музее Анна Гульбина. Он создавался с её участием на её глазах. – Понятно, что денег на проект не было. Но он познакомился в Москве с группой архитекторов. Договорились – ДВО РАН приглашает их на месяц, оплачивает командировочные, а те делают проект. Он до сих пор актуален – иллюминаторы, «шуба».
В оформлении музея участвовали и сотрудники института, не знавшие в то время ни выходных, ни проходных, и те, кого называли друзьями музея, – учёный-эколог Борис Владимирович Преображенский, художник Виктор Фёдоров, скульптор Валерий Ненаживин, который тогда с семьёй жил на Попова. А Анна Гульбина и сейчас живёт – купили в своё время дом, а в холода возвращается в город.
«Что касается кораллов – вроде не наша тема, не заповедник, не залив Петра Великого, но коллекция была так хороша, что грех было не выставить, – вспоминает Анна Гульбина. – Их и показывают, рассказывая про самые богатые экосистемы моря».
Музей открыли 11 ноября 1977 года, и он действительно сыграл роль локомотива в «заповедной» теме. Например, для его организации нужно было больше 20 согласований от разных ведомств. Все должны были написать, что заповедник им не мешает. Но, например, «Дальрыбе» он тогда мешал – по её версии, мог пострадать промысел. И первый секретарь Приморского крайкома партии Виктор Павлович Ломакин говорил полушутя-полусерьёзно на бюро – заповедник маленький, вы до него ловите, а потом обходите и ловите дальше… Таких историй было много. 77-й – вал иваси плюс китобойный промысел, а тут наука с каким-то заповедником… В 1978-м его всё-таки создали.
Из утраченного
«Что мне нравилось – очень быстро и на многие годы музей стал для островитян своим. При том, что к приезжим они всегда относились настороженно – это был обособленный мир. И на протяжении всех лет – а музею через три года стукнет 50 – у нас никогда не было сторожа. И до сих пор нет», – говорит Анна Гульбина.
Музей многие годы оставался бесплатным. Сюда, и «дикарями», и в составе туристических групп, ехала вся страна. И иностранцы тоже. Билеты стали продавать только после перестройки.
Что касается экспонатов – была интересная история, которую сотрудникам не удалось довести до конца. Во времена китового промысла, в середине 70-х, ВДНХ для экспонирования скелета заказала «Дальрыбе» добычу крупной особи. Добыли – 29 метров. Извлечь скелет из такой махины непросто – пока работали, промысел навсегда свернули.
Юрий Чугунов привёз скелет на остров, сделали навес рядом с музеем. Там покоился огромный череп, кости, позвонки. Скелет хотели установить недалеко от входа, но нужен был отдельный павильон. Сделали проект, денег не было, а кит всё лежал:
«Дети наши вечно под этим навесом играли. Мой сын говорит – мы выросли на костях кита. Шло время, становилось понятно, что мы его не пристроим и не сохраним. Приехал представитель ДВГУ – давайте заберём. Вывезли, но и у них ничего не получилось. Скелет забрали в музей Института биологии моря, а у нас остались позвонок и ребро».
А вот аквариальная в музее была изначально – ванна открытого доступа объёмом с тонну и три аквариума по 500 литров. Гребешков, звёзд и других обитателей моря можно было потрогать. По сути это были тачпулы – контактные аквариумы, которые позже стали массово устанавливать океанариумы:
«Можно долго рассказывать, как движется морской ёж. Но если вы берёте его из воды, садите на руку и опускаете в ванну – то видите, что между иголочками у него появляются ножки с присосками. Он так движется. Где вы ещё такое разглядите? И это элементарно, не затратно, интересно».
Ихтиолог помогал музейщикам отлавливать животных, а осенью их отпускали на волю, всё сливали, мыли, убирали. Сейчас аквариалки нет. Как нет и знаменитой палеодеревни. Её сделали по предложению сотрудницы Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока Светланы Белоглазовой.
«Она выиграла грант на создание палеодеревни, – рассказывает Анна Гульбина. – Хотели делать на территории Ботанического сада, но что-то не получалось. Я говорю – давайте у нас. Она курировала, наши сотрудники загорелись – сделали. Жилище кроуновской культуры, свайный амбар удэгейцев, погребальный домик… деревня была потрясающая. К нам в это время неплохо ехали иностранцы. Я сама убедилась, гости из Юго-Восточной Азии при виде деревни прямо оживали, вот просто взахлёб. В кроуновском жилище были огромные сосуды, кан для обогрева. Но кругом дерево, и его нужно было очень тщательно обрабатывать. Я эту лиственницу собирала по всему Приморью. Мы ещё деревню передали, но сейчас уже ничего нет».
Из восьми знаменитых экологических троп, придуманных музеем, осталась одна – к мысу Проходной. Город её оборудовал, она доступна. О тех, что были, напоминает карта в экспозициях. В их числе – и геология, здесь есть малахиты, и форты.
Музей, 90-е и позже
В 90-х стало совсем плохо. Закрылся рыбозавод, который был основным поставщиком электроэнергии. Свет давали на два-три часа. Паром стал ходить раз в сутки, и людской поток иссяк – приехав, нужно было тут же возвращаться, какой уж тут музей. И времена, когда сюда пять раз в неделю приходил теплоход «Турист», а городское бюро путешествий и экскурсий возило людей со всего Союза, сошли на нет.
Наука с острова ушла. А директор института Владимир Леонидович Касьянов, сменивший на этом посту Алексея Жирмунского, приехал на Попов и сказал возглавлявшей в то время музей Анне Гульбиной – всё, мы не тянем, надо переезжать в институтский музей, в город.
«Я понимала, что это будет другой музей, но здесь был нужен музей для заповедника. Он тогда честно сказал, единственное, что мы можем оплачивать, – это зарплату. И мы полностью существовали на гранты и те деньги, что зарабатывали. Я очень благодарна за то, что с нас не снимали 20% – их отчисляли на всякие нужды института со всех грантов. Но мы и так еле концы с концами сводили».
Музею повезло – он получил большой грант иностранного природоохранного фонда. Возникла идея – создать что-то ещё. Помещения, где жили научные сотрудники, на тот момент уже пустовали. Там организовали места для проживания, чтобы можно было остаться минимум на сутки. Но тогда одного музея становилось мало. Что можно делать на острове? Гулять, конечно. Но это должны быть прогулки-открытия.
«Придумали туристическую тропу, мыс Проходной – шикарное место, я туда смолоду ходила гулять. Эта тропа была первой. А дальше больше – хотелось рассказать о жизни моря, и родилась экскурсия на литораль, приливно-отливную зону. Группа выходила на берег, мы показывали, что живёт в море в пределах, скажем так, по колено – а там много всего. Пиком было, когда наш ихтиолог Александр Маркевич нырял с аквалангом, Галина Борисовна Корниенко – с тазиком на берегу, он доставал живность, она всё показывала и рассказывала, и Саша разрешал всем подышать через загубник».
В итоге два музейных дня оказались полностью расписаны. Как и весь тёплый сезон. Собственно, туристов могли уже оставлять и на подольше. В мае «начинались» школьники, организовали маршрут выходного дня, в июне всевозможные семинары – учителя, сотрудники заповедников. Были ещё экологические лагеря для школьников – на них ехали со всего Приморья. Работали по бросовой цене, чтобы только это всё покрыть. А в августе переключались на турфирмы – путёвки, нормальное проживание за более-менее приличную цену. Причём экскурсии были обязательны, просто так сюда никто не приезжал. Люди покупали в бюро путёвки, расспрашивали – а что такое литораль? Им говорили – езжайте, узнаете и нам расскажете... Была ещё интересная экскурсия «Экология древнего человека» – начиналась в музее, а оттуда шли на места стоянок древнего человека. Они есть на Попова.
«Приехала как-то на шикарном джипе группа из Комсомольска, отдыхали неделю – утром вставали, уезжали, и наши экскурсии их не интересовали, – говорит Анна Гульбина. – А в последний день решили сходить в музей. Вышли, удивляются – много где были, но чтобы при гостинице такой музей отгрохать? А ведь всё было ровно наоборот».
История создания музея, его жизни и выживания – это история вечного поиска. Люди, много чего знавшие и умевшие, искали способы и возможность делиться знаниями, развиваться и развивать.
«Были сложные моменты… И был директор заповедника, который считал, что музей не нужен вообще – лучше зарабатывать, проводя экскурсии на Фуругельма. Очень сильно музей пострадал. И я могу честно сказать, когда он передавался «Леопарду» (ФГБУ «Земля леопарда». – Прим. ред.), уже не был идеальным – та же аквариалка отсутствовала. Очень надеялась, что Минприроды всё-таки найдёт деньги, и музей будет возрождаться».
Изначально заповедник и музей входили в состав Института биологии моря, потом некоторое время были самостоятельной организацией, а после опять вошли в ННЦМБ ДВО РАН. Но в 2021 году и музей, и заповедник перешли в ФГБУ «Земля леопарда». Этим учреждением ведает Минприроды России. А Анна Гульбина ушла на пенсию – говорит, кроме Академии наук, не может нигде работать.
Вообще, людям, занимающимся туризмом, ухватиться бы за учёных не двумя, а десятью руками. Анна Гульбина рассказывает – они с ведущим научным сотрудником Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока Ириной Сергеевной Жущиховской хотели создать экспозицию под открытым небом. Материал собран, он в институте.
«Здесь стоянки древнего человека. И вот я себе представляла этот срез, лепку посуды – у нас был мастер-класс «Лепка посуды методами древнего человека». Сравнение фаун – ископаемые моллюски и современные. Пески и глины наши... Ирина Сергеевна – суперкерамист, говорит, такого нигде нет. Вот эту идею мы не добили. Но я сейчас уже спокойно к этому отношусь. Может, кто-то загорится…»
