У каждого фотографа – своё Приморье, даже если снимают одно и то же место. Виталий Берков считается пейзажным фотографом. А ещё соло-путешественником – ходить в походы он предпочитает один, проводя много дней в тайге или в горах. Виталий – член Союза фотографов дикой природы (СФДП) и Русского географического общества (РГО). Он постоянный участник и призёр общероссийских фотоконкурсов, но фотография – не единственное его занятие. Виталий работает в геологических экспедициях и устраивает в библиотеках Владивостока виртуальные экскурсии, рассказывая, где был и что видел. Прийти на них может любой.
– Как говорить верно: вы ходите в походы или экспедиции?
– В походы всё-таки. Экспедиция – это когда выполняешь чью-то задачу. У меня однажды была такая, на гору Аник, 14 дней провёл один в тайге. Меня спонсировало Русское географическое общество, предоставлял для них материалы с вершины. И одновременно делал фотосъёмку растений для Ботанического сада. Аник – 1932 метра, высшая точка Приморья, на границе с Хабаровским краем. И самая труднодоступная. Туда неделю идти от ближайшего посёлка. Эта экспедиция была самой тяжёлой – и по длительности, и по сложности рельефа. А вообще в последние годы я хожу в тайгу или горы не ради фотографий. Первая цель – поход.
– Рассказывают, что вы приносите из походов совсем мало снимков. Почему?
– На самом деле фотографирую много, в том числе и для себя – отметить локацию, если вернусь, и знать – здесь интересное место. Но при большом количестве снимков тех, что я считаю хорошими, получается мало. В этом и сложность пейзажных фотографий. Все думают – за тебя природа всё уже сделала, осталось щёлкнуть. Но так получатся открытки, которые есть у каждого, кто поднялся на гору. Я остаюсь там на сутки-двое, чтобы поймать перемены в погоде, увидеть, как всё вокруг протекает, и попытаться передать это. Фотография ведь плоская. А мы, стоя на вершине, имея обоняние, слух, получаем полные ощущения. И тут очень важно поймать момент, когда погода какая-то необычная, отобразить всё в снимках.
– Были моменты, когда вернувшись вы говорили себе, что в тайгу или горы – больше ни ногой?
– Такие мысли возникают, когда выбиваешься из сил, поднимаясь на гору, и каждый шаг даётся с огромным трудом. Идёшь и себя проклинаешь: «Чего потащился?» Но, поднявшись, и, как говорят, переспав с этим, просыпаешься, видишь красоту вокруг и ни о чём не жалеешь. У меня не было по-настоящему опасных ситуаций, которые могли отбить всё желание. Или, может, я так воспринимал происходящее.
Ну бывает сложно – например, тебя начинает тащить, когда перебираешься через реки. Вообще по требованиям безопасности одному нельзя, и уж тем более реки переходить. Проколы случались: по прогнозу всё хорошо, а в итоге часа четыре стоял стеной ливень. Реки поднялись, а я в этой местности был впервые. Меня пару раз сбивало, тащило.
– Но вам бывало страшно?
– Особого страха нет. Хотя ночью, когда лежишь в палатке, а вокруг всякие звуки… Бежит мышь по листве – кажется, барсук или енотовидная собака. Проходит барсук – кажется, тигр или медведь. Поэтому стараюсь ночевать внизу, у рек – шум воды забивает другие звуки, и ты более спокоен. В нас живут первобытные страхи, связанные с животными. А в остальном страха нет…
С медведями я встречался более 20 раз. Как-то привык… Если бы медведь на меня побежал, тут никто не знает, как он себя поведёт. Может, я тоже побегу, испугаюсь. Но у меня всё было спокойно – либо медведь на меня выйдет, посмотрит, либо медведица с медвежатами с дерева. Спустятся и убегают. Здесь я спокоен – мы не входим в пищевые цепочки хищных животных, они не будут просто так нападать. А если будут, есть специальные средства защиты – фальшфейер, газовый баллон, шумовые патроны.
– Хорошо, вам не страшно. Но это ведь лес, а не домашний диван. Вам что-то там отравляет жизнь?
– Мыши, особенно почему-то осенью. Носятся, пищат, дерутся. Я просыпаюсь на каждый звук. Даже лёгкий запах чувствуют – прогрызают палатки. Я как-то в верхнем клапане рюкзака оставил сушки, забыл подвесить на дереве. Причём они были плотно закрыты. Рюкзак был у меня под головой. Сплю, чувствую шебуршение, просыпаюсь – мышь. Еле поймал, выбросил на улицу, а утром увидел – прогрызла палатку, снизу прогрызла рюкзак, пролезла по нему, подобралась к верхнему клапану, съела полсушки и ушла.
– У вас были неудачные походы?
– Поднимаешься, а там туман. И все два дня туман. Это самое неприятное, что может случиться. В походе на Аник это самое тяжёлое, что можно было ожидать. Вот представьте, идти неделю и не увидеть ничего. Так фотограф Саша Хитров в своё время с командой «Примдискавери» пришли к её подножию, а там ужасная погода. Часть не стали подниматься, часть с Сашей поднялись и ничего не увидели, только туман. И ушли. Я так не хотел, заранее планировал сутки-двое на каждую вершину. Так и получилось – был туман, и только на следующий день распогодилось. Оставалось полдня да на следующий день ещё пару часов поймал – и нужно было уходить. Заканчивались и продовольствие, и вода. Эти моменты сложно просчитывать.
– Где вы берёте наверху воду? Ведь был момент, когда рассчитывали на ручей, а он пересох?
– Поэтому я и на лекциях говорю – никогда не надейтесь на родники на вершинах. Вот известное озеро Алексеевское на горе Ольховая на границе Партизанского и Лазовского районов. Оно же постоянно уходит, а потом возвращается. И с родниками так же.
Воду на себе тащу. На Аник поднимал четыре с половиной литра. И их не хватило – спускался к истокам ручьёв, это два часа вниз плюс обратно. Высоко в горах на севере края в июне ещё могут оставаться небольшие снежники, но надеяться на них нельзя.
Плюс на плоских вершинах вода скапливается.
– Получается: вода, продукты, прочее, плюс фотооборудование...
– Сумка с оборудованием висит спереди, рюкзак сзади. На двухнедельный поход у меня было около 40 килограммов. Тащить такое наверх очень тяжело, и с каждым килограммом всё тяжелее. При моём весе, он был тогда 65, сейчас около 70 – это перебор. Походная норма – треть собственного веса.
– Вы никогда не терялись?
– Я стараюсь соблюсти всю технику безопасности, детально заранее разработать маршрут. Использую навигатор и трекер, который отправляет мои координаты. Любой человек, кому я дал ссылку, может зайти, посмотреть, где я. Есть кнопки тревоги, при нажатии отправляются SMS на заранее запрограммированные телефоны. И люди организуют спасательную операцию.
При таком раскладе потеряться сложно. Но случалось, что оставлял в палатке навигатор и шёл на соседнюю сопку снимать звёзды. В уверенности, что запомнил ориентиры, да и фонарик повесил направлением вверх – к нему уж точно выйду. А потом, когда шёл обратно, не видел ориентиров, а фонарик погас… Теперь знаю, что даже если отходишь на пять минут – навигатор берёшь с собой. И важно дублировать электронные устройства картами и компасом.
– Вас называют соло-путешественником. Почему вы ходите в одиночку?
– Причин несколько. Первая – характер, не люблю скопления людей. Мне нравится быть одному – лучше ощущаешь происходящее, погружаешься в него. Вторая – не нужно ни под кого подстраиваться, и меня никому не приходится ждать. Я стараюсь не просто подняться на вершину и уйти, а посидеть, проникнуться местом, поймать природное явление. Это самое важное – передать то, что видишь. Именно атмосферу. Ну и вся ответственность на мне. Любая ошибка – только моя.
– У вас есть любимый снимок? На который смотрите и думаете: «Как я вообще это сделал?»
– Один из таких – известный водопад Беневской в Лазовском районе. Там ходят люди, маршрут несложный – от полянки за полтора-два часа можно дойти. Мне всегда хотелось снять его как-то интересно. Все снимки, что я видел, одинаковые. Мне удалось в туманное утро найти определённый ракурс. Я очень доволен этим снимком.
И ещё снимок на острове Шкота бухты Красной Гальки, это я придумал название – внизу валуны, и люди спускаются по канату. Название разошлось в интернете, снимок стал популярен. Фотография нравится мне атмосферой и тем, что в месте, которое все перещёлкали, получилось сделать работу, победившую на многих конкурсах.
Что касается сложности… Как раз там, где сложно, чаще снимки не получаются, потому что делаются на ходу. Чем и трудна фотография в походах. Удаётся только, когда сидишь на вершине. А на ходу порой не хватает сил свистеть в свисток. Чтобы предупредить диких животных, не быть для них внезапным, я свищу. А тут фотоаппарат ещё... Он тяжёлый – фотосумка около семи килограммов.
– У вас были неудачи?
– По фотографиям – только из-за погоды. Её невозможно предсказать даже на день вперёд. Набегает туман с моря и может висеть три дня, четыре… Но если даёт какие-то окна, можно поймать интересные моменты. Случалось, возвращался в эти места заново, чтобы сделать хороший снимок. Я всегда планирую маршрут с запасом, чтобы не гнать. Когда спешишь, работаешь на пределе, может наступить момент, когда сорвёшь здоровье. Это опасно.
Если чувствую, что всё плохо, устал – надо остановиться. Так было на относительно простом маршруте на гору Синюю. Там такой хребетик идёт, причём травяной, нет зарослей, но почему-то накатила сильная усталость. Я отдохнул, а на следующее утро уже поднялся.
В горах ещё какая сложность – перемена погоды. Летом там можно поймать отрицательные температуры. Эти перемены играют злую шутку. Громкие трагедии последних лет в Приморье с туристами и путешественниками случились из-за резкого перепада температур и дальнейшей цепочки событий. У меня даже летом с собой шапка, перчатки и тёплая одежда.
– Как намечаете маршруты? Как вы их выбираете?
– Раньше основной целью была фотография, подбирал интересные локации. Иногда мог пойти в определённое место для того, чтобы просто поснимать определённый цветок. Так ходил на гору Голец – обнаружил целую поляну редкой орхидеи калипсо луковичной. И решил на следующий год ещё раз пойти.
Сейчас смотрю спутниковую карту – если вижу, например, каменные останцы. Для меня главное, чтобы был какой-то вид с вершины. С полностью заросших ничего не увидишь. Стараюсь выбирать места, где люди не ходят. Плюс какие-то, даже известные, где ещё не был. Мне больше нравится север Приморья – дикий, атмосферный, и там меньше людей.
– У вас есть любимая натура?
– На первом месте – горы. На втором – побережье. Ну и тайга. Сложно выбрать что-то одно, пейзажная фотография – это совокупность явлений, растений, всё, что в кадре. Вот в прошлом году выбрал маршрут через гору Курортная. Она известная, люди ходят, но я не был. Ночью на вершине надо мной было шикарнейшее звёздное небо. Такого я не видел лет десять, хотя постоянно в горах – коромысло звёзд от края до края. И тайга очень интересная. Особенно, если в этом разбираешься. Я увлёкся ботаникой, снимаю много растений.
И стараюсь наносить минимальный вред природе. Ты в любом случае влияешь на неё, по-другому никак. Я даже стараюсь мусор не сжигать в лесу, приносить обратно. Вот из двухнедельного похода нёс мусор. Спрессовал его, конечно. Единственное – беру с каждой горы камешек, у меня их много. И дочке приношу шишку.
– Есть снимок, где вы на фоне неба в непонятном ореоле. Он выглядит неправдоподобно, чистая фантасмагория.
– Да, Броккенский призрак. Это оптическое явление возникает обычно в горах – не обязательно высоко, можно его застать и на Сестре в Находке. Главное – попасть в условия, когда солнце позади, а впереди либо внизу лежит полоска тумана. А в горах это будут облака. Получается эффект радуги, хотя это не она – как раз эффект глории. Твоя тень в ореоле разноцветных колец. Первые горняки, поднимаясь в горы, видели огромных великанов и пугались. Их прозвали Броккенскими призраками. Потом выяснилось – это тени самих людей. На моих снимках тень лежит внизу. Поэтому и она, и кольца маленькие. Если бы туман шёл надо мной, она была бы огромной.
– Кроме Приморья, вы нигде в походы не ходили?
– В Хабаровском крае и Забайкальском, с Примгеологией. По сути те же походы. Не всегда, правда, брал аппарат, потому что геология подразумевает, что ты выносишь ещё дополнительно пробы. Это плюс килограммов 20 к рюкзаку.
– У вас в соцсетях много снимков из геологических экспедиций. И люди в комментариях спрашивают: «Золото ищете?»
– Ну да, любимый вопрос. У нас нет цели найти золото. Я работаю в геологических экспедициях с 2019 года, в этом году будет пятый сезон. Он обычно длится с мая до существенных заморозков. Это полевая работа. Обычно есть лагерь, и от него уже организуются выбросы, выезды за пробами. Парами или по три человека, люди уходят в тайгу. Это в простонародье называется донка. У них определённые точки, которые нужно отобрать. В основном это притоки рек. Через каждые 500 метров нужно отбирать материал, суглинок. В прошлом году у меня маршрут был очень сложный: пришлось переваливать 1900 метров, это гора Яко, спускаться, там работать, а после меня забирала машина. Потом эти пробы высушиваются, отправляются в лабораторию, та делает анализы. Мы обновляем геологические карты, со времени 40-х годов.
– И на фотографиях из экспедиций очень много молодых лиц...
– Да, это в основном ребята, которые проходят практику. Но выдерживали такую работу немногие. Это, мне кажется, сложные участки для студентов. Поднимаешься в самые верховья рек, там часто завал на завале. Кедры в два этажа лежат, пробираться очень тяжело. В прошлом году лагерь был на высоте 900 метров. Но есть в этом и плюс – весь гнус сдувало, в Хабаровском крае его очень много.
– Как спасаетесь от мошки? Вы можете снимать в накомарнике?
– Можно, но очень тяжело. Во-первых, дыхание. Оно оседает, всё начинает мокнуть. Плюс плохо видно через сетку.
От мошки нет спасения. Ни одно средство не помогает, перепробовал всё. Даже народные советы вроде ванили действуют максимум 10 минут. От комаров – да, от клещей – да. От мошки – нет. Забивается везде. Особенно мокрец и белоножка. Что до клещей – обязательные прививки. У меня самое любимое время – осень. Насекомых практически нет, погода более-менее стабильна. И невозможная красота.
– И ещё, комментируя в соцсетях фотографии лагеря, вы говорили, что они как будто из прошлого века. Объясните почему?
– Если сравнивать с бытом геологов 40-30-х, всё не сильно изменилось. Лишь появились навигаторы, ещё какие-то устройства. А те же палатки – брезент. Сейчас спальники стали обновлять, правда, а так – обычные, ватные. Мешочки. Ездят те же уазики, «таблетки», которые ломаются постоянно.
– У вас были фотографии лодок, которые отказывались плыть куда надо...
– Они просто не могли. Наверное, неправильно просчитали сложность рек, и нам выдали лодки, неприспособленные к работе против течения – не хватало мощности. Наш участок считался в прошлом году самым сложным, а в этом будет ещё сложнее. Тот же Хабаровский край, но вообще без дорог – будут доставлять только реками. И от лагеря будем ходить только пешком. Это недалеко от горы Бо-Джауса, одной из высочайших и труднодоступных в Хабаровском крае. У неё печальная слава – в декабре 1995 года на её склонах разбился Ту-154, погибли 98 человек.
– Вы не хотели бы в офис? Или фотостудию открыть?
– Точно нет. Хотя в экспедициях к концу устаёшь, конечно... Ну и мы живём там в ограниченном социуме. Вот как в фильмах, когда город колпаком накрывает. Экспедиция – человек 30-40. Мне это сложности не доставляет – я спокойный и терпеливый. Основная проблема – когда нет работы. Вернее, тебя не могут к ней доставить. Для меня самое сложное – безделье. Я в такие моменты обустраиваю лагерь, делаю всё что можно, таскаю воду. Ребята у нас молодцы: сделали турники, брусья, мы занимались. И я рядом с лагерем фотографировал, ходил на соседний хребет.
По законченному образованию я инженер-эколог, хотя изначально учился на биолога. Путешествовать начинали с друзьями в студенчестве. Не глобально, по островам. Они были тогда малолюдными. Увидел эту красоту, хотелось людям её показать – вот зачем фотографии эти. Интересовался путешественниками, передачами и книгами про выживание – думал, как это? Лет двадцать уже хожу, а в одиночку – около 15. Семье – у меня жена, ребёнок, мама, – поначалу было очень тяжело. Но постепенно привыкали. Потому что я не могу без походов, без гор.
– У вас воруют снимки?
– Это проблема. Я сейчас очень серьёзно с этим борюсь. Когда только начинал, сталкиваясь с таким, просто просил людей убрать или подписать. Пытался по-хорошему договориться, просить о компенсации. Чтобы человек понимал, что так нельзя. И редко встречал понимание. Мне это надоело, стал сотрудничать с юристами. Люди почему-то не понимают, что это результат чужой нелёгкой работы, физических, материальных и интеллектуальных затрат. Многих пришлось наказывать через суд. Но многим научным, образовательным структурам отдаю бесплатно. Обращаются – да ради бога, берите. Просто укажите меня как автора.
– Как вы собираетесь в походы? Навигация, маршрут, продукты. Что ещё?
Расчёт еды обязателен, аптечка. Я, например, готовлю на газе. Люблю костёр, посидеть у него. Но когда ты один – это ведь нужно собрать дрова, а ты уставший и замученный. Нужно помнить, что газовые баллоны утром не будут работать при температуре ниже минус 15. Ну и не забывать средства навигации.
И, конечно, важно быть в хорошей форме. Мой дед занимал должность президента федерации футбола Приморского края, благодаря ему и родителям я пошёл в спорт. Они приучили меня к нему, за что им огромное спасибо! Я в детстве занимался футболом, сейчас в основном бегаю и занимаюсь на турниках.
– Вам хорошо в городе?
– Здесь давит рутина. Каждый день одно и то же. В тайге, в горах – новые впечатления, новые вершины. И самое главное – антропогенный шум: гудки, разговоры... А на природе ты в тишине. Хотя поют птицы и шумит ветер. Но это естественный фон, который успокаивает. Я в городе не могу дольше трёх месяцев безвылазно находиться.
– Вы не только снимаете, но и работали в жюри нескольких фотоконкурсов. Как это – оказаться по другую сторону?
– Сначала я был участником, потом стали приглашать оценивать работы других. Модератором тоже был. Для меня это интересный опыт. Многие не понимают, что фотоконкурсы процентов на 30 – тоже удача. Снимки могут быть шикарными, но вы отправили их на финише отборного процесса. Отборщики уставшие – что называется, глаз замылился, – и всё. Конечно, если уникальное событие, красивое место плюс мастерство – тогда большие шансы пройти.
Я работал на конкурсах «Посмотри на Владивосток» и «Порт приписки Владивосток». Жюри отбирают понравившиеся снимки в отдельную папку. Я делал подборку у себя в соцсетях – какие снимки я бы выбрал. И моя оценка совпадала с жюри только процентов на 30. В жюри не все фотографы, и это нормально. Любой может участвовать – если нравится среднестатистическому человеку, понравится и людям. Но подборки для меня как для фотографа могут быть странными. Я выбираю не только по качеству – по сюжету, моменту, ощущениям. Поработал четыре года в разных жюри, посмотрел. После этого перестал обижаться, если мой снимок куда-то не прошёл. Конечно, признание в какой-то степени нужно. Но я как-то не стремлюсь на конкурсы.
